«Игра в бисер» — роман Германа Гессе. Завершен в 1943 г. Роман «Игра в бисер», анализ которого мы проведем, содержит описание «республики духа» — Касталии, куда в юности взят учеником герой книги Йозеф Кнехт, становящийся в конце концов верховным магистром этого сообщества. Сочетая в себе черты «романа воспитания» (биография Кнехта), философской прозы, где движение характеров подчинено развитию идей, и утопии (созданная в двадцать втором веке после пережитых человечеством катастроф, Касталия мыслится ее основателями как очерк и хранилище культуры, исчезнувшей из повседневных отношений людей за пределами этого уголка земли), «Игра в бисер» прочитывается и как прозрачная контрастная параллель к событиям, происходившим в мире 1930—1940-х годов.
Кнехт и его антагонист Плинио Дезиньоре ведут на всем протяжении романа спор о высших ценностях и смысле человеческого существования, подчас достаточно острый, чтобы придать интригующий интерес и напряжение фабульно почти бессобытийному рассказу. Однако, оставаясь противниками, эти основные персонажи не вступают в конфликт, который можно было бы назвать непримиримым. На взгляд Гессе, с юности увлекавшегося философскими концепциями древней Индии и Китая, бытие представляет собой не контраст, а единство противоположных начал, — концепция, последовательно реализованная на страницах «Игры в бисер», где содержатся специальные, не относящиеся непосредственно к действию комментарии, которые разъясняют важнейшие понятия (дао, инь-ян и др.), почерпнутые из книг восточных мудрецов и работ синологов.
Сосуществование и взаимодействие противоположностей определяют как расстановку действующих лиц, так и развитие наиболее важных коллизий романа. Сама Касталия показана в двойственном освещении, оказываясь и оплотом истинной духовности, и хранительницей тех культурных пластов, которые не обретают действительно весомого значения «внутри структуры народа, мира, мировой истории», поскольку оберегаемые в цитадели ценности к этой истории точно были непричастны. Дискуссия между Кнехтом и Дезиньори, касающаяся прежде всего назначения Касталии, как и оправданности самого ее существования, прочитывается под знаком обоснованности обеих этих позиций: внешне несовместимые, они предстают как дополняющие друг друга и практические в равной степени выражающие авторский взгляд.
Композиция романа «Игра в бисер» Гессе призвана воплотить такого года множественность допустимых прочтений и возможных интерпретаций содержания главных конфликтов. За обширным предисловием издателя, где сообщены наиболее существенные сведения о смысле ритуала, известного под названием игры в бисер (или игры стеклянных бус), следуют несколько жизнеописаний Кнехта и его стихи. Среди трех версий возможной своей судьбы, которые придуманы самим Кнехтом, выделяется «индийская», где герой, подобно магистру Касталии, также покидает мир, поселившись в лесу у йога, но, в отличие от Кнехта, тщательно оберегает свое отшельничество, становящееся декларацией полного неприятия суетной и бесцельной мирской жизни, которая лишена нравственного ориентира, а тем самым и оправдания. В противоположность Кнехту, тяготившемуся той чистой созерцательностью, которая признана законом и нормой обитателями Касталии, герой «индийской» версии Даса выбирает абсолютную пассивность, становясь олицетворением восточного миропонимания, противоположного деятельному европейскому духу. Для Гессе ни Кнехт, ни Даса, совершающие принципиально разный выбор, не могут, однако, притязать на владение конечной истиной. Абсолютная истина понимается писателем как химера, и Кнехт, завершая свой путь, формулирует очень важную писателю мысль, что важны не истины, в итоге чаще всего предстающие односторонними или иллюзорными, а способность «вынести действительность», сохраняя человеческое достоинство.
Этот этический императив побуждает Кнехта покинуть мир, когда он услышал тайный зов своего ученика, и навсегда погрузился в ледяные воды горного озера. Смысл эпилога «Игры в бисер» расшифровывался как растворение героя в природной стихии, которая всегда обладает неодолимой притягательностью на фоне изощренного, но бесстрастного умствования, или как обретение нирваны, или как жертвенная гибель, предуказанная самим решением героя выйти к людям из своей кастальской изоляции. Финал открыт для самых разных истолкований, как и требовал полифонический принцип построения романа, в этом отношении родственного искусству Достоевского, привлекавшего Гессе с юных лет (статья об «Идиоте», написанная в 1920 г., увенчана выводом о присущем Мышкину «магическом мышлении», то есть способности «чувствовать взаимозаменимость духа и природы, духа и свободы, добра и зла» — даре, которым щедро наделен и Кнехт).
Важнейшим стимулом, который определяет характер решений героя в ситуациях, которые для него судьбоносны, оказывается не умиротворенность, дарующая просветление, а вечное духовное беспокойство, подчеркнутое и в текстах Гессе, служащих автокомментарием к его роману. Возражая тем, кто сводил смысл истории, рассказанной на страницах «Игры в бисер», к проповеди стоицизма, даоского «принципа недеяния» и ухода от непоправимо деградировавшего мира, Гессе не раз указывал, что им внесено слишком много европейского в восточное жизнепонимание, хотя оно и вправду всегда сохраняло для него большую притягательность.
Идея служения остается доминирующей в сознании Кнехта, вне зависимости от обстоятельств, в которых он находится. Благородная, хотя во многом и наивная попытка построить безупречно гармоничный мир, когда действительность находится во власти трагического хаоса, не являлась для Кнехта лишь субъективной духовной потребностью, но выражала его стремление создать бастион культуры и интеллектуальной незапятнанности, напомнив, что высшие смыслы человеческого существования, как и предопределяемые ими высшие нравственные критерии, сохраняются во все времена.
Действие происходит в далёком будущем. Непогрешимый Магистр Игры и герой Касталии Иозеф Кнехт, достигнув пределов формального и содержательного совершенства в игре духа, ощущает неудовлетворённость, а затем разочарование и уходит из Касталии в суровый мир за её пределами, чтобы послужить конкретному и несовершенному человеку. Касталийский Орден, Магистром которого является герой, - это общество хранителей истины. Члены Ордена отказываются от семьи, от собственности, от участия в политике, чтобы никакие корыстные интересы не могли повлиять на процесс таинственной «игры в бисер», которому они предаются, - «игры со всеми смыслами и ценностями культуры» как выражения истины. Члены Ордена проживают в Касталии, удивительной стране, над которой не властно время. Название страны происходит от мифического Кастальского ключа на горе Парнас, у вод которого бог Аполлон водит хороводы с девятью музами, олицетворяющими виды искусства.
Роман написан от имени касталийского историка из далёкого будущего и состоит из трёх неравных по объёму частей: вводного трактата по истории Касталии и игры в бисер, жизнеописания главного героя и произведений самого Кнехта - стихов и трёх жизнеописаний. Предыстория Касталии излагается как резкая критика общества XX в. и его вырождающейся культуры. Эта культура характеризуется как «фельетонистическая» (от немецкого значения слова «фельетон», что означает «газетная статья развлекательного характера»). Суть её составляет газетное чтиво - «фельетоны» как особо популярный вид публикаций, изготовлявшихся миллионами. В них нет глубоких мыслей, попыток разобраться в сложных проблемах, наоборот, содержание их составляет «занимательный вздор», пользующийся неимоверным спросом. Сочинителями подобной мишуры были не только газетные щелкопёры, были среди них поэты и нередко профессора высших учебных заведений со славным именем - чем известнее было имя и глупее тема, тем больше был спрос. Излюбленный материал подобных статей составляли анекдоты из жизни знаменитых людей под заголовками вроде: «Фридрих Ницше и дамские моды в семидесятые годы девятнадцатого столетия», «Любимые блюда композитора Россини» или «Роль комнатных собачек в жизни знаменитых куртизанок». Порой знаменитого химика или пианиста спрашивали о тех или иных политических событиях, а популярного актёра или балерину - о преимуществах или недостатках холостого образа жизни или причине финансовых кризисов. При этом умнейшие из фельетонистов сами потешались над своей работой, пронизанной духом иронии.
Большинство непосвящённых читателей все принимали за чистую монету. Другие же после тяжёлого труда тратили свой досуг на отгадывание кроссвордов, склонившись над квадратами и крестами из пустых клеточек. Однако летописец признает, что игравших в эти детские игры-загадки или читавших фельетоны нельзя назвать наивными людьми, увлечёнными бессмысленным ребячеством. Они жили в вечном страхе среди политических и экономических потрясений, и у них была сильная потребность закрыть глаза и уйти от действительности в безобидный мир дешёвой сенсационности и детских загадок, ибо «церковь не дарила им утешения и дух - советов». Люди, без конца читавшие фельетоны, слушавшие доклады и отгадывавшие кроссворды, не имели времени и сил, чтобы преодолеть страх, разобраться в проблемах, понять, что происходит вокруг, и избавиться от «фельетонного» гипноза, они жили «судорожно и не верили в будущее». Историк Касталии, за которым стоит и автор, приходит к убеждению, что подобная цивилизация исчерпала себя и стоит на грани крушения.
В этой ситуации, когда многие мыслящие люди растерялись, лучшие представители интеллектуальной элиты объединились для сохранения традиций духовности и создали государство в государстве - Касталию, где избранные предаются игре в бисер. Касталия становится некоей обителью созерцательной духовности, существующей с согласия технократического общества, пронизанного духом наживы и потребительства. Состязания по игре в бисер транслируются по радио на всю страну, в самой же Касталии, пейзажи которой напоминают Южную Германию, время остановилось - там ездят на лошадях. Основное её назначение - педагогическое: воспитание интеллектуалов, свободных от духа конъюнктуры и буржуазного практицизма. В известном смысле Касталия - это противопоставление государству Платона, где власть принадлежит учёным, правящим миром. В Касталии, наоборот, учёные и философы свободны и независимы от любой власти, но достигается это ценой отрыва от действительности. У Касталии нет прочных корней в жизни, и потому её судьба слишком зависит от тех, у кого реальная власть в обществе, - от генералов, которые могут посчитать, что обитель мудрости - излишняя роскошь для страны, готовящейся, например, к войне.
Касталийцы принадлежат к Ордену служителей духа и полностью оторваны от жизненной практики. Орден построен по средневековому принципу - двенадцать Магистров, Верховная, Воспитательная и другие Коллегии. Для пополнения своих рядов касталийцы по всей стране отбирают талантливых мальчиков и обучают их в своих школах, развивают их способности к музыке, философии, математике, учат размышлять и наслаждаться играми духа. Потом юноши попадают в университеты, а затем посвящают себя занятиям науками и искусствами, педагогической деятельности или игре в бисер. Игра в бисер, или игра стеклянных бус, - некий синтез религии, философии и искусства. Когда-то давно некий Перро из города Кальва использовал на своих занятиях по музыке придуманный им прибор со стеклянными бусинами. Потом он был усовершенствован - создан уникальный язык, основанный на различных комбинациях бусин, с помощью которых можно бесконечно сопоставлять разные смыслы и категории. Эти занятия бесплодны, их результатом не является создание чего-то нового, лишь варьирование и перетолковывание известных комбинаций и мотивов ради достижения гармонии, равновесия и совершенства.
Около 2200 г. Магистром становится Иозеф Кнехт, прошедший весь путь, который проходят касталийцы. Его имя означает «слуга», и он готов служить истине и гармонии в Касталии. Однако герой лишь на время обретает гармонию в игре стеклянных бус, ибо он все резче ощущает противоречия касталийской действительности, интуитивно старается избежать касталийской ограниченности. Он далёк от учёных типа Тегуляриуса - гения-одиночки, отгородившегося от мира в своём увлечении изощрённостью и формальной виртуозностью. Пребывание за пределами Касталии в бенедиктинской обители Мариафельс и встреча с отцом Иаковом оказывают на Кнехта большое влияние. Он задумывается о путях истории, о соотношении истории государства и истории культуры и понимает, каково истинное место Касталии в реальном мире: пока касталийцы играют в свои игры, общество, от которого они уходят все дальше, может счесть Касталию бесполезной роскошью. Задача в том, считает Кнехт, чтобы воспитывать молодых не за стенами библиотек, а в «миру» с его суровыми законами. Он покидает Касталию и становится наставником сына своего друга Дезиньори. Купаясь с ним в горном озере, герой погибает в ледяной воде - так гласит легенда, как утверждает летописец, ведущий повествование. Неизвестно, добился бы успеха Кнехт на своём пути, ясно одно - нельзя прятаться от жизни в мир идей и книг.
Эту же мысль подтверждают три жизнеописания, заключающие книгу и дающие ключ к пониманию произведения. Герой первого, Слуга, - носитель духовности первобытного племени среди мракобесия - не смиряется и приносит себя в жертву, чтобы не угасла искра истины. Второй, раннехристианский отшельник Иосиф Фамулус (по-латыни «слуга»), разочаровывается в своей роли утешителя грешников, но, встретив более старого исповедника, вместе с ним все же продолжает служить. Третий герой - Даса («слуга») не приносит себя в жертву и не продолжает служение, а бежит в лес к старому йогу, т. е. уходит в свою Касталию. Именно от такого пути нашёл в себе силы отказаться герой Гессе Иозеф Кнехт, хотя это и стоило ему жизни.
Пересказал
Действие происходит в далеком будущем. Непогрешимый Магистр Игры и герой Касталии Иозеф Кнехт, достигнув пределов формального и содержательного совершенства в игре духа, ощущает неудовлетворенность, а затем разочарование и уходит из Касталии в суровый мир за ее пределами, чтобы послужить конкретному и несовершенному человеку. Касталийский Орден, Магистром которого является герой, – это общество хранителей истины. Члены Ордена отказываются от семьи, от собственности, от участия в политике, чтобы никакие корыстные интересы не могли повлиять на процесс таинственной “игры в бисер”, которому они предаются, – “игры со всеми смыслами и ценностями культуры” как выражения истины. Члены Ордена проживают в Касталии, удивительной стране, над которой не властно время. Название страны происходит от мифического Кастальского ключа на горе Парнас, у вод которого бог Аполлон водит хороводы с девятью музами, олицетворяющими виды искусства.
Роман написан от имени касталийского историка из далекого будущего и состоит из трех неравных по объему частей: вводного трактата по истории Касталии и игры в бисер, жизнеописания главного героя и произведений самого Кнехта – стихов и трех жизнеописаний. Предыстория Касталии излагается как резкая критика общества XX в. и его вырождающейся культуры. Эта культура характеризуется как “фельетонистическая” (от немецкого значения слова “фельетон”, что означает “газетная статья развлекательного характера”). Суть ее составляет газетное чтиво – “фельетоны” как особо популярный вид публикаций, изготовлявшихся миллионами. В них нет глубоких мыслей, попыток разобраться в сложных проблемах, наоборот, содержание их составляет “занимательный вздор”, пользующийся неимоверным спросом. Сочинителями подобной мишуры были не только газетные щелкоперы, были среди них поэты и нередко профессора высших учебных заведений со славным именем – чем известнее было имя и глупее тема, тем больше был спрос. Излюбленный материал подобных статей составляли анекдоты из жизни знаменитых людей под заголовками вроде: “Фридрих Ницше и дамские моды в семидесятые годы девятнадцатого столетия”, “Любимые блюда композитора Россини” или “Роль комнатных собачек в жизни знаменитых куртизанок”. Порой знаменитого химика или пианиста спрашивали о тех или иных политических событиях, а популярного актера или балерину – о преимуществах или недостатках холостого образа жизни или причине финансовых кризисов. При этом умнейшие из фельетонистов сами потешались над своей работой, пронизанной духом иронии.
Большинство непосвященных читателей все принимали за чистую монету. Другие же после тяжелого труда тратили свой досуг на отгадывание кроссвордов, склонившись над квадратами и крестами из пустых клеточек. Однако летописец признает, что игравших в эти детские игры-загадки или читавших фельетоны нельзя назвать наивными людьми, увлеченными бессмысленным ребячеством. Они жили в вечном страхе среди политических и экономических потрясений, и у них была сильная потребность закрыть глаза и уйти от действительности в безобидный мир дешевой сенсационности и детских загадок, ибо “церковь не дарила им утешения и дух – советов”. Люди, без конца читавшие фельетоны, слушавшие доклады и отгадывавшие кроссворды, не имели времени и сил, чтобы преодолеть страх, разобраться в проблемах, понять, что происходит вокруг, и избавиться от “фельетонного” гипноза, они жили “судорожно и не верили в будущее”. Историк Касталии, за которым стоит и автор, приходит к убеждению, что подобная цивилизация исчерпала себя и стоит на грани крушения.
В этой ситуации, когда многие мыслящие люди растерялись, лучшие представители интеллектуальной элиты объединились для сохранения традиций духовности и создали государство в государстве – Касталию, где избранные предаются игре в бисер. Касталия становится некоей обителью созерцательной духовности, существующей с согласия технократического общества, пронизанного духом наживы и потребительства. Состязания по игре в бисер транслируются по радио на всю страну, в самой же Касталии, пейзажи которой напоминают Южную Германию, время остановилось – там ездят на лошадях. Основное ее назначение – педагогическое: воспитание интеллектуалов, свободных от духа конъюнктуры и буржуазного практицизма. В известном смысле Касталия – это противопоставление государству Платона, где власть принадлежит ученым, правящим миром. В Касталии, наоборот, ученые и философы свободны и независимы от любой власти, но достигается это ценой отрыва от действительности. У Касталии нет прочных корней в жизни, и потому ее судьба слишком зависит от тех, у кого реальная власть в обществе, – от генералов, которые могут посчитать, что обитель мудрости – излишняя роскошь для страны, готовящейся, например, к войне.
Касталийцы принадлежат к Ордену служителей духа и полностью оторваны от жизненной практики. Орден построен по средневековому принципу – двенадцать Магистров, Верховная, Воспитательная и другие Коллегии. Для пополнения своих рядов касталийцы по всей стране отбирают талантливых мальчиков и обучают их в своих школах, развивают их способности к музыке, философии, математике, учат размышлять и наслаждаться играми духа. Потом юноши попадают в университеты, а затем посвящают себя занятиям науками и искусствами, педагогической деятельности или игре в бисер. Игра в бисер, или игра стеклянных бус, – некий синтез религии, философии и искусства. Когда-то давно некий Перро из города Кальва использовал на своих занятиях по музыке придуманный им прибор со стеклянными бусинами. Потом он был усовершенствован – создан уникальный язык, основанный на различных комбинациях бусин, с помощью которых можно бесконечно сопоставлять разные смыслы и категории. Эти занятия бесплодны, их результатом не является создание чего-то нового, лишь варьирование и перетолковывание известных комбинаций и мотивов ради достижения гармонии, равновесия и совершенства.
Около 2200 г. Магистром становится Иозеф Кнехт, прошедший весь путь, который проходят касталийцы. Его имя означает “слуга”, и он готов служить истине и гармонии в Касталии. Однако герой лишь на время обретает гармонию в игре стеклянных бус, ибо он все резче ощущает противоречия касталийской действительности, интуитивно старается избежать касталийской ограниченности. Он далек от ученых типа Тегуляриуса – гения-одиночки, отгородившегося от мира в своем увлечении изощренностью и формальной виртуозностью. Пребывание за пределами Касталии в бенедиктинской обители Мариафельс и встреча с отцом Иаковом оказывают на Кнехта большое влияние. Он задумывается о путях истории, о соотношении истории государства и истории культуры и понимает, каково истинное место Касталии в реальном мире: пока касталийцы играют в свои игры, общество, от которого они уходят все дальше, может счесть Касталию бесполезной роскошью. Задача в том, считает Кнехт, чтобы воспитывать молодых не за стенами библиотек, а в “миру” с его суровыми законами. Он покидает Касталию и становится наставником сына своего друга Дезиньори. Купаясь с ним в горном озере, герой погибает в ледяной воде – так гласит легенда, как утверждает летописец, ведущий повествование. Неизвестно, добился бы успеха Кнехт на своем пути, ясно одно – нельзя прятаться от жизни в мир идей и книг.
Эту же мысль подтверждают три жизнеописания, заключающие книгу и дающие ключ к пониманию произведения. Герой первого, Слуга, – носитель духовности первобытного племени среди мракобесия – не смиряется и приносит себя в жертву, чтобы не угасла искра истины. Второй, раннехристианский отшельник Иосиф Фамулус (по-латыни “слуга”), разочаровывается в своей роли утешителя грешников, но, встретив более старого исповедника, вместе с ним все же продолжает служить. Третий герой – Даса (“слуга”) не приносит себя в жертву и не продолжает служение, а бежит в лес к старому йогу, т. е. уходит в свою Касталию. Именно от такого пути нашел в себе силы отказаться герой Гессе Иозеф Кнехт, хотя это и стоило ему жизни.
Далекое будущее. Главный герой – Магистр Касталийского ордена, неудовлетворенный жизнью, решивший уйти служить несовершенному человеку. Этот Орден – это орден хранителей истины. Его члены, при вступлении вынуждены отказаться от семейных уз, политических игр, и всего что могло бы повлиять на таинственную “игру в бисер”. Над страной Касталией не властно время.
Название Касталия произошло от Кастальского ключа, находящегося на горе Парнас. По преданиям, у его вод Аполлон водит хороводы с музами. Роман состоит из трех разных по объему частей. Предыстория пронизана резкой критикой общества двадцатого века. Культура тех времен рассматривается как поверхностная, без вникания в суть проблемы. Названная “фельетонистической”, эта культура сравнивалась с одноименными публикациями фельетонами. Это такое себе чтиво, без особого смысла и темы. Особо любимыми темами были курьезы из жизни влиятельных и знаменитых людей. Писали и публиковали такие произведения не только поэты, но и газетные сочинители. Иногда сами авторы тешились над своим творчеством. Но заурядному читателю все это казалось абсолютной правдой. Некоторые, после своего трудодня, тратили время на кроссворды. Автор признает, что называть таких людей наивными неправильно.
Они проживали жизни, боясь экономических и политических кризисов, в них присутствовало желание убежать от действительности в мир детства и игры. Дабы не растерять духовность и нажитые веками традиции, интеллектуалы объединились и создали Касталию – государство в государстве. Избранные этого государства предаются “игре в бисер”. Эти игры транслировались по радио в Касталии. Цель игры состояла в воспитании интеллектуалов. Судьба Касталии зависела от той власти, в чьих руках она была. Ее жители были полностью ограждены от жизненной практики.
В стране существовали Верховная, Воспитательная Коллеги и Двенадцать Магистров. Они определяли талантливых мальчиков, обучали их и развивали их таланты. По окончанию обучения, юноши посвящали себя науке, педагогике либо игре в бисер. По своей сути, игра в бисер не приносила никаких реальных плодов. Она являла собой сопоставление разных смыслов и категорий, различное толкование одних и тех же понятий, все это делалось ради достижения совершенства. Некий Перро придумал игру со стеклянными бусинами, а затем был придуман язык, основанный на различных сочетаниях бусин. Примерно в 2200 году Магистром стал Иозеф Кнехт. Он четко чувствует противоречия действительности и хочет оградить себя от ее ограниченности. Встреча с отцом Иаковом и нахождение в обители Мариафельс, оказывают огромное влияние на сознание Кнехта. Он понимает, заигравшаяся Касталия, вскоре может стать не нужной обществу роскошью. По его мнению, воспитанием нужно заниматься на практике, а не в касталийских библиотеках. Герой погибает в ледяных водах озера.
Читатель так и не узнает, добился ли успеха Кнехт, продолжи он свои начинания. Вывод таков: нужно жить реальностью, не прячась за иллюзиями из мира книг. В конце книги читателю открываются три жизнеописания, объясняющие саму суть произведения.
Мне кажется, я всегда знал, что скрывал Гессе под Игрой в бисер, но только теперь прогресс окончательно убедил меня в этом
В первые я прочел роман Гессе зимой 1973 года в пожарном депо рижского автобусного завода, лежа на санитарных носилках в пяди от цементного пола нетопленого гаража. На улице было минус десять, внутри — не больше. Фанерные стены защищали от ветра, но не мороза, поэтому я лежал в завязанной ушанке, бабушкиных варежках и кирзовых сапогах без портянок, которые так и не научился наматывать. Зато здесь было свежо и тихо. Коллеги пили за стеной, в жарко натопленной каморке с топчанами и домино, но я завидовал не им, а себе, ибо мне казалось, что я нашел счастье, а это, согласитесь, не с каждым бывает, тем более — в 20 лет. С тех пор моей любимой книгой стала «Игра в бисер». Из нее я узнал о прекрасной Касталии, где ученые поклонялись знанию и играли с ним в строгом и просторном монастыре.
«Собственно, — утешал я встрепенувшееся было либидо, — монахи у Гессе — не такие уж монахи, они всего лишь — не от мира сего, ибо пестуют свой дух так, как им придет в голову».
Живя в безвыходной стране, я не мог представить идеала прекраснее. Созерцательная жизнь обещала свободу выбора: я мечтал читать только то, что хочется. Мое будущее стало окончательно ясным на 247-й странице:
«Это была жизнь, полная увлеченности и труда, но свободная от принуждения, свободная от честолюбия и полная музыки».
До музыки было еще четверть века, с честолюбием разобрались власти, заварившие все ведущие наверх люки, а остальное решала арифметика. В пожарной охране мне платили 62 рубля 40 копеек. Еще 40 рэ добавляла стипендия отличника. Выходило примерно столько, сколько получали все. Штаны у меня были, пальто практически тоже. К третьему курсу я на попутных машинах объехал западную часть СССР, умел обедать баклажанной икрой, пить, что льется, и даже успел жениться на однокурснице, которая не мешала моей мечте.
«Закончу филфак, — загибал я пальцы, — и тут же переберусь на исторический, потом — философский, затем — история искусств». На 15 лет хватит, а дальше я не загадывал. Меня ослепляла перспектива:vita contemplativa , заменяющая труд учебой. Ради такого я был готов терпеть не просыхавшего с тех пор, как его выгнали из КГБ, Вацлава Мейранса, хотя он крал бутерброды, вытирался моим полотенцем и мочился в сапоги товарищей.
Реальность, однако, разрушила тщательно продуманное будущее. Завод сгорел (без помощи пожарных), и я уехал в Америку, где не проходит дня, чтобы я не вспоминал пожарку, ставшую примеркой моей Касталии.
В «Игре в бисер» меня интересовала исключительно Игра в бисер, и каждый год я перечитываю книгу, чтобы освежить в памяти ее правила.
Справедливости ради надо признать, что автора больше занимали полярные свойства личности. Гармонизировать которые должна была аналитическая психология Юнга, но в ней я разочаровался из-за главы московских юнгианцев, который решил со мной познакомиться. За столом он, ни разу не прервавшись, рассказывал о своих достижениях. Моими он заинтересовался только к десерту.
— У вас камин прямоходный? — спросил он, и я до сих пор не знаю, как ответить.
Гессе повезло больше. Доктор Юнг вылечил его от мизантропии, и он написал утопию, напечатанную в разгар войны, когда даже его нейтральная Швейцария мобилизовала полмиллиона солдат на охрану границ. Пафос удостоенной Нобелевской премии книги в том, что спасти человечество от самого себя способна только Игра в бисер. Однако прежде чем согласиться с этим соблазнительным тезисом, надо понять, что, собственно, она собой представляет.
Прежде всего, как бы мы ни переводили немецкое название «DasGlasperlenspiel», в нем останется «Spiel»— игра, а значит, не труд, не долг, не политика, не религия и все-таки не искусство. Вернее, все вместе взятое, но лишь в той степени, в какой это было бы верно для Олимпийских игр. Такая параллель сама напрашивается. Ведь если спорт и оказывает пользу, то попутно. Олимпийские игры, скажем, улучшают человеческую породу, но только у олимпийцев, редко создающих династии.
Кастальцы, однако, атлеты не тела, а духа. Они — рыцари знаний, что еще не делает их учеными. Игра отличается от науки тем, что с одной стороны, она не углубляется до атомарного уровня, на котором все одинаково, а с другой — не обобщается до теории, которая, как это случилось с Мальстрёмом марксизма, засасывает в воронку все живое. Игра в бисер ведется на человеческом уровне генерализации, позволяющем символу остаться вещью, идее сохранить самобытность, цепи — наглядность.
Игра в бисер, пишет Гессе во введении, напоминает «орган, чьи клавиши и педали охватывают весь духовный космос». Играя на нем, кастальцы могли «воспроизвести все духовное содержание мира».
Каждая партия, дает вполне техничное определение автор, была «последовательным соединением, группировкой и противопоставлением концентрированных идей из многих умственных и эстетических сфер».
Суть Игры — в ее элементах, в этих самых «концентрированных идеях» . Мне они видятся выпаренными иероглифами культуры, понятными «всем людям духа». Игре они служат как ноты — музыкантам, но это письмо намного сложнее и богаче. Знаки Игры — зерна культуры, то, с чего она началась, и то, чем кончилась. Гете, один из кумиров Касталии, завещал молоть в хлеб книг зерно, отобранное для посева. Игрецы, как называет их Гессе, выкладывают из него красивые и многозначительные узоры, подчиненные предложенной теме. Можно, скажем, представить партию, развивающую сквозь века и культуры мотив юродства — от греческих киников, дзенских учителей и хасидских цадиков к Ивану Грозному, Хлебникову, Жириновскому и девицам из PussyRiot, изгонявших Путина из модного храма.
Но тут, предостерегает Гессе, велика опасность впасть в ересь, злейшие проявления которой — кроссворды и фельетоны. Первые заменяют эрудицию мнемотехникой, вторые — профанируют знание, предлагая газетам опусы вроде «Любимое блюдо композитора Россини». (Я, конечно, знаю, что им была говяжья вырезка с фуа-гра и костным мозгом, которое в меню дорогих ресторанов до сих пор зовется «торнадо Россини».) Чтобы не подменять Игру «быстрым воспоминанием о вневременных ценностях и полетом по царствам Духа» ,каждый ход партии сопровождала продолжительная пауза, во время которой происходило «магическое проникновение в отдаленные времена и состояния культуры» .
Чтобы втиснуть дух в тело, Гессе предлагал (и практиковал) особую медитацию. Не ту, что в обход сознания напрямую подключает нас к космосу, а некое умственное усилие, ведущее вглубь созерцаемого и соединяющее с ним. Видимо, так Гегель понимал проложенный им путь философа: слившись в акте глубинного познания с Абсолютом, он, Гегель, сам стал им.
Игра в бисер, однако, мельче и строже. Она ищет конкретного и разного, а не универсального и единого. Игра — не религия, хотя тоже меняет жизнь. Игра — не философия, хотя признает все ее школы. Игра — не откровение, хотя считает себя единственным выходом. Она — Игра, и я догадываюсь о ее цели, когда, начитавшись до одури, пытаюсь отключить в себе сегодняшний день, чтобы попасть во вчерашний — и почуять его, в том числе — носом. Иногда мне и впрямь чудятся запахи чужой культуры, отчего она, конечно же, становится своей.
Ч то же такое Игра в бисер? Даже изучив ее правила, трудно понять, как уместить бесконечный хаос культуры в замкнутую и обозримую форму.Понятно, что для этого не годится путь, которым идет энциклопедия, эта интеллектуальная версия «Робинзона», всегда пытающаяся перечислить мир и никогда не поспевающая за ним. Другое дело, думал я, интеллектуальный роман, позволяющий запечатлеть дух времени и сыграть его на сцене эпического полотна.
Расставшись с Гансом и Гретой, Томас Манн и Роберт Музиль пытались замкнуть мир, воссоздав его центральные идеи. Первый раздал их персонажам, как маски в комедии дель-арте, второй повесил идеи на стены сюжета, как шпалеры в замке. (У Достоевского идеи насилуют героев, у Толстого подаются отдельно, у Чехова их нет вовсе, за что на Западе его любят больше всех русских.) Для Игры в бисер, однако, такие романы слишком длинные.
Игра оперирует аббревиатурами, а это — задача поэзии. Не всякой, и даже не лучшей, а той, что от беспомощности зовется философской и пользуется узелковой письменностью перезревшей — александрийской — культуры. Такие стихи — интеллектуальный роман, свернутый в ребус, итоговая запись умершей культуры, которую поднял на ноги поэт, которого лучше всего назвать Мандельштамом.
В четыре, лаконичные, как морзянка, строки он мог вместить всю описанную Шпенглером «магическую» культуру Запада:
Здесь прихожане — дети праха
И доски вместо образов,
Где мелом — Себастьяна Баха
Лишь цифры значатся псалмов.
Или вернуть Венецию от туристского Каналетто к кристаллическому Карпаччо:
Тяжелы твои, Венеция, уборы,
В кипарисных рамах зеркала.
Воздух твой граненый. В спальне тают горы
Голубого дряхлого стекла…
Или сыграть в теннис, превратив агон в танец:
Он творит игры обряд,
Так легко вооруженный,
Как аттический солдат,
В своего врага влюбленный.
Бесценными эти партии делает дар мгновенного, как инфаркт, выбора слов: одно бесспорное прилагательное заключает целую историософию. Мандельштам, опуская очевидные для него звенья, писал спорами смысла и называл вылупившиеся строчки «диким мясом» поэзии. Его стихи — гирлянда желудей, каждый из которых — эмбрион с энтелехией, «самовозрастающий логос», как, кривляясь, говорил другой мастер Игры Веничка Ерофеев.
Такие стихи — даже не цветы, а пыльца культуры, но собрать ее — участь гения. Между тем Игра в бисер требует многого, но доступного. К тому же кастальцы, пишет Гессе, исповедуют «полный отказ от создания произведений искусства» . Романы и стихи нуждаются в творце, Игра — в исполнителе. Гроссмейстеры не выдумывают шахматы, они в них играют. И это значит, что игрецы не создают культуру, а исполняют ее. И кажется, я знаю — как, потому что играю в бисер с детства.
Мне кажется, я всегда знал, что скрывал Гессе под Игрой в бисер, но только теперь прогресс окончательно убедил меня в этом.
«Человек, — говорил Бердяев, — победил природу, чтобы стать рабом машины».
«Освободиться от нее, — добавим мы, заметив, как ослабевают наши интеллектуальные мышцы, — может только человек читающий».
Каждый день мы отдаем компьютеру все, без чего готовы обойтись: письмо и счет, факты и цифры, прогноз и совет. И с каждым отступлением становится все важнее найти, определить и защитить то, чего не заменить компьютеру. Его могут научить писать, но не читать — так, как умеют кастальцы, ибо Игра в бисер и есть чтение.
Всякий читатель — палимпсест, сохраняющий следы всего прочитанного. Умелый читатель не хранит, а пользуется. Но только мастер владеет искусством нанизывания. Его цель — не механический центон, а органическое сращение взятого.Он читает не сюжетами и героями, а эпохами и культурами, и видит за автором его школу, врагов и соседей. Нагружая чужой текст своими ассоциациями, он втягивает книгу в новую партию. Включаясь в мир прочитанного, она меняет его смысл и состав. Игра в бисер — тот же теннис, но с библиотекой, которая рикошетом отвечает на вызов читателя. Успех партии зависит от того, как долго мы можем ее длить, не уходя с поля и не снижая силы удара.
Лучшие партии вершатся в уме, столь богатом внутренними связями, что он уже не нуждается во внешней реальности: Борхес ослеп не случайно.
Игра в бисер и впрямь небезопасна. Я видел, к чему она приводит фарисеев, книжников и нелегальных марксистов. Увлекшись, легко принять духовную реальность за единственную.Опасно не отличать ту действительность, в которой мы живем, от той, в которой мыслим. Поняв это, герой Гессе ушел из Касталии в мир, но я бы остался. Игра — это творчество для себя, во всяком случае — для меня.
Издательстве «Фретц и Васмут» (Fretz & Wasmuth ) в двух томах. В 1946 году Гессе был награждён Нобелевской премией по литературе в том числе и за это произведение.
Главный герой книги - Йозеф Кнехт. Его титул - Мастер игры (лат. Magister Ludi ). Термин Magister Ludi - это каламбур : "ludus" на латинском языке может означать как «игра», так и «школа». Таким образом, Magister Ludi может означать как «Мастер игры», так и «школьный учитель».
Язык «Игры в бисер» - кульминация комбинации музыки и математики. Роман Гессе - это философское эссе, замаскированное под сюрреалистический роман.
1 / 1
✪ А.Пустовит: медленное чтение "Игра в Бисер" Герман Гессе 1
Действие произведения построено вокруг ордена интеллектуалов, расположенного в вымышленной провинции Касталия.
События романа происходят в далеком будущем, при этом повествование ведется от лица вымышленного историка, который пишет биографию главного героя.
Индустриализованную Европу постигла духовная катастрофа. В то время авторитетность любых суждений перестала подвергаться критической оценке. Об экономике судили артисты, о философии - журналисты. Наука перестала быть серьёзным исследованием. Классическое искусство выродилось в масскульт. Любые публикации стали просто развлечением для читающей публики. Основным жанром стал фельетон - отсюда родилось название «фельетонистическая эпоха».
Через несколько сот лет после фельетонной эпохи будет создана страна интеллектуалов Касталия. В этой стране проходят долгий цикл обучения специально отобранные ученики. Определенная часть учеников находится в Касталии на правах временных поселенцев, поскольку образование в её учреждениях очень престижно. Но большинство учеников остаются в Касталии пожизненно. Эта провинция, отдаленно напоминающая новоевропейский идеал «республики ученых», отдаленно - утопию Платона , управляется коллегией ученых-магистров, и подчинено принципу строгой иерархии.
Главным достижением касталийской интеллектуальной жизни является «игра в бисер», давшая заглавие самому произведению. По сути своей, «игра в бисер» представляет собой искусство сочинения метатекста, синтез всех отраслей искусства в одно, универсальное искусство.
В центре романа - легенда об одном из бывших Магистров игры, Йозефе Кнехте. Рассказ начинается с момента призвания совсем юного Йозефа Кнехта в касталийскую школу. Там он, среди прочего, знакомится с другим юношей, Плинио Дезиньори. Характерно, что имена у персонажей говорящие. «Кнехт» - это слуга или раб, а «Дезиньори» - от «сеньор» - господин. Кнехт вынужден вступать в длительные дискуссии с Дезиньори, который по-мальчишески максималистски отрицает важность и значение всего касталийского уклада жизни. Плинио уезжает из Касталии с целью продолжить полноценную жизнь в «настоящем мире», однако клянётся всегда оставаться другом и защитником касталийского мирка.
Возмужавший Кнехт включается в иерархию руководителей Касталии. Вскоре ему поручают важную миссию - наладить контакт между Касталией и бенедиктинским монастырем Мариафельс. В этом монастыре проживает отец Иаков, имеющий большой авторитет в католической церкви, отношения с которой у кастальского братства далеки от идеальных. В чертах отца Иакова угадывается его прототип - известный швейцарский историк Якоб Буркхардт .
Кнехт поднимается до вершин иерархии и становится Мастером Игры. Но постепенно он приходит к мнению, что интеллектуалы не вправе замыкаться в «башне из слоновой кости» , а должны участвовать в реальной жизни. С этой целью Кнехт оставляет свой пост, покидает Касталию и принимает должность наставника сына своего старого друга. Через несколько дней он погибает, утонув в озере. На этом история Йозефа Кнехта заканчивается.
Роман завершает заключительная часть, в которой собраны стихи и три рассказа, написанные Кнехтом во время его обучения в Касталии.
По своей природе «Игра в бисер» - загадка, с которой Гессе предложил «поиграть» потомкам-читателям. Поэтому имеет смысл привести несколько вариантов для сравнения и, собственно, Игры.
1. «Игра в бисер» - это некая (фиктивная) игра.
В романе не приводится точного описания правил игры. Они настолько сложны, что наглядно представить их практически невозможно. Скорее всего, речь идет о некоем абстрактном синтезе всякого рода науки и искусства. Цель игры состоит в том, чтобы найти глубинную связь между предметами, которые относятся к совершенно разным на первый взгляд областям науки и искусства, а также выявить их теоретическое сходство. Например, концерт Баха представляется в виде математической формулы.
Название игры происходит от игровых костей, которые были похожи на костяшки счётов или на камни, которые используются для игры в го (в связи с чем любители игры го считают, что го - прототип игры в бисер Гессе). Во времена, описываемые в романе, игровые кости уже не использовались, так как считались излишними. Игра проходила в виде высказывания абстрактных формул. «Хорошая партия» являлась результатом проявления высокого музыкального класса и математической элегантности игроков.
Концепция, лежащая в основе «игры в бисер», имеет много общего с универсальным языком Лейбница и понятием синергетика Фуллера .
В качестве Отцов-Основателей игры в бисер Гессе упоминает «базельского шутника, с одинаковой страстью влюбленного в музыку и математику». Речь идет о Карле Густаве Юнге , у ученика которого в своё время проходил анализ Гессе. Потому игру в бисер можно определить как особую манипуляцию с символическим, выстроенную по своим собственным законам. В качестве предшественников игры Гессе называет «Магический театр», своё собственное изобретение, подробно описанное в «Степном волке » и являющее собой развитие идей Юнга об активном воображении .
2. «Классическая» проблема, с которой обычно сталкиваются читатели книги, - отсутствие понятной интерпретации игры в бисер: «как же это в конечном счете выглядело?» и «что в этом было особенного?». Известные направления в культуре могут проиллюстрировать лишь отдельные идеи Игры.
В частности, можно отталкиваться от следующих примеров:
Помимо них новая идея - идея Гессе - определение особого статуса разновидности игры «что на что похоже», которая постоянно описывается, но не приводится по существу, так как это игра будущего (и предполагает интерактивность):
Соответственно, ответ читателям стоило бы построить из встречных сопряженных вопросов, в которых «сказать» хотело бы замениться на «выразить», но подумав осталось:
Что хотели сказать игроки своей игрой?
Что хотела сказать природа всем нам, организуясь по какому-то гармоническому, но не до конца понятному принципу?
Дмитрий Биленкин к своей фантастической повести «Сила сильных» выбрал эпиграфом цитату из романа «Игра в бисер». Также в повести описывается игра, аналогичная описанной Германом Гессе:
К счастью, символика и установления Игры были всюду одинаковы, Плеяды просто переняли их у землян, поскольку без Игры и её разработанного на Земле метаязыка нельзя сформулировать, тем более решить ни одну сколько-нибудь сложную проблему. Давно, очень давно было замечено внутреннее родство математики, логики, музыки, языка, обнаружена сводимость этих средств описания, выражения, моделирования действительности к единому смысловому ряду, благо, все это были знаковые системы, сети, в которые человек улавливал мир изменчивых сущностей. Но обобщенный образно-понятийный метаязык, нерасторжимо соединивший науку с искусством, удалось создать лишь к середине четвёртого века третьего мегахрона. Тогда и возникла Игра, как её обычно называли (возможно, то была дань уважения тому древнему писателю, Г. Гессе, который в одном из своих романов придумал нечто похожее, хотя ему самому идея такой Игры сущностями виделась сугубой отвлеченностью от дел практических и насущных).
